Недавно Германия отпраздновала две даты: 3 октября — 19 лет германскому единству, в начале ноября — 20-летие падения Берлинской стены. Все сложнее воссоздавать историческую правду: кто только и как не переписывает даже новейшую историю, не стыдясь ее живых свидетелей. Поэтому я пришла к Валентину Михайловичу Фалину, главному специалисту по Германии в советском руководстве, заведующему международным отделом ЦК КПСС и бывшему послу СССР в ФРГ. Сейчас ему 83, он читает лекции в Российской академии госслужбы — о “горячих” мировых войнах — Первой и Второй, о войне холодной, о месте России в современном мире.
вопрос: Вижу, у вас приглашение на торжественный прием, посвященный Дню единства Германии. Пойдете?
ответ: Не знаю. Как сказал де Мезьер (последний предсовмина ГДР), раньше было две Германии одной нации, а сейчас одна Германия двух наций. Историческое слияние, точнее, аншлюс — поглощение большой Германией малой, сброс всего объективно конструктивного, передового в ГДР и поношение этого передового — как мы это делаем по отношению к СССР — повод для многих размышлений. Например, о том, как вообще Германия была расколота после войны. А сделали это “западные демократии”, фактически следуя плану черчиллевской операции “Немыслимое”: после Второй мировой 1 июля 1945-го должна была начаться Третья, и главной ударной силой против советской армии должны были стать… снова немцы! Это факт, подтвержденный документами.
в: А что же СССР?
о: Раскол Германии противоречил нашим интересам — он вел к монополии США на мировом рынке. И в Потсдаме Сталин предложил: будет единая демократическая Германия. Общегерманские партии и профсоюзы, общегерманская печать, общегерманская церковь — и католическая, и протестантская. Ответ: американцы — против политического единства, американцы, англичане и французы против общегерманских партий, профсоюзов, СМИ. В 1946-м мы предложили провести в Германии свободные выборы, создать национальное правительство, заключить с ним мирный договор и за год-два вывести все оккупационные войска. Против — все. Маршалл, госсекретарь США, заявил: “У нас нет оснований доверять демократической воле немецкого народа. Мирный договор будет выработан без немцев и продиктован им, когда Вашингтон сочтет это нужным. Мы пропишем им те условия, которые будем считать нужными”.
в: Но позже советская стратегия изменилась?
о: Да, после лондонского совещания 47-го года, куда нас не пригласили, где США провели решение о создании сепаратного западногерманского государства, его ремилитаризации и включении в западные военно-политические блоки. В итоге из соседей СССР лишь Финляндия и Австрия сумели удержаться на нейтральном курсе. Хотя Сталин и был склонен умножить финляндский пример.
Я прочел все меморандумы Совета национальной безопасности США тех лет и могу доказать документально: пытаясь с ними договориться, мы попусту теряли время — Вашингтон не устраивал сам факт существования СССР. Джозеф Грю, друг Рузвельта, и.о. госсекретаря США, 19 мая 1945-го пишет Трумэну: “Если есть что-то в мире неотвратимое, это война между США и Советским Союзом. Гораздо надежнее иметь столкновение прежде, чем Россия восстановит разрушенную войной экономику и обратит свои людские и природные ресурсы в политический и военный потенциал”. А Трумэн сразу после Потсдама поручает Эйзенхауэру готовить операцию “Тоталити”, и в последнюю декаду августа появляется перечень 15 советских городов, первоочередных целей и оценка — с учетом опыта Хиросимы и Нагасаки — числа атомных зарядов, потребных для их уничтожения. Планов ядерной войны против СССР с 1945 по 1949 год было не меньше шестнадцати, список целей разросся с 15 до 200, число бомб перевалило за 300. Узнай разведка США, что первое советское ядерное оружие создавалось из урана, добытого в Восточной Германии и Чехословакии, — Вашингтон мог бы иначе воспринять предложение Москвы о выводе войск с немецкой территории…
в: Значит, отношение к нынешнему событию у вас неоднозначное?
о: Когда говорится о единстве Германии, кому-то нужно перенести на СССР вину за ее раскол, за то, что три поколения немцев были унижены, лишены возможности жить вместе. Они говорят: кто виноват, что была разорвана Германия? Тот, кто начал “холодную” войну. А кто начал “холодную” войну? Сегодня мы можем неопровержимо доказать, что “холодная” война родилась в умах американских политиков. А раз вы раскололи Германию, вам и нести всю ответственность за это. Во-вторых, и в годы после разъединения Германии было упущено много возможностей, чтобы смягчить его последствия — об этом сегодня тоже не вспоминают. Осенью 50-го Гротеволь, предсовмина ГДР, пишет Аденауэру, первому федеральному канцлеру ФРГ: наша с вами ответственность перед немецким народом в том, чтобы раскол отечества не сказался на простых людях. Аденауэр поначалу формулирует предварительные условия диалога с ГДР, но вскоре прекращает какие-либо контакты. Сталин предлагает Аденауэру через Красный крест: давайте договоримся о судьбе военных, находящихся у нас в тюрьмах, после чего Красный крест ФРГ обращается к канцлеру ФРГ за инструкциями. Резолюция Аденауэра: “Это вопрос не гуманитарный, а политический — чем дольше они сидят, тем лучше для нас”.
в: Но даже униженные гэдээровцы жили все же много лучше нас. В чем причина: в немецком трудолюбии или в советских дотациях?
о: Какие дотации? Мы рассчитывались с ними в мировых ценах за уран, который добывали там с 45-го. И учтите, военная нагрузка на экономику ГДР была гораздо более тяжелой, чем в ФРГ, где на подобные цели шло всего 5,7% ВВП в год. А в ГДР — 15 %. Да кто мог это выдержать? А ГДР “тянула” еще и очень затратные социальные программы: такой заботы о детях, о ветеранах, о природе, о сохранении немецкого наследства в ФРГ и близко не было. Общеизвестно: современная модель социального государства ФРГ с ее системой страхования, здравоохранения, соцзащиты — это ответ на достижения ГДР.
в: Но никакие социальные завоевания не заставили их отказаться от мечты жить на западе?
о: Однако, все знали: учиться выгоднее в ГДР, работать — в ФРГ, а жить на пенсии — снова в ГДР. Многие так и поступали — пока не выросла Берлинская стена.
в: Время показало: никакая стена единству не помеха.
о: Все могло сложиться совсем иначе, если бы американцы не загнали нас до смерти гонкой вооружений.
в: Вот вы приехали в Германию после объединения. Какие впечатления?
о: Объединение — это, конечно, праздник, но со слезами на глазах. В западные земли из восточных после объединения ушло в полтора раза больше народу, чем за все годы выехало на запад из ГДР. Городки восточных земель напоминают теперь наши деревни — старики и дети.
в: Западные-то немцы тоже недовольны…
о: Они до сих пор платят “налог солидарности” — на восстановление бывшей ГДР — и возмущаются: зачем было строить там столько очистных сооружений, столько супермаркетов — их уже больше, чем на западе страны?!
в: Правда, будто, приехав в Гамбург уже в 90-х, Михаил Горбачев сказал, что если Фалин будет в зале, он на встречу не придет?
о: Об этом мне рассказал Вилли Брандт. И добавил: “У Горбачева совесть нечиста”.
в: И за что такая любовь?
о: В 92-м году я дал интервью одной берлинской газете. На вопрос о Горбачеве-политике я сказал: у него два недостатка — он не умеет подбирать кадры для выполнения конкретной работы и у него нет настоящих друзей.
в: А почему мы оставили там свою собственность безвозмездно?
о: Горбачев не имел даже программы развития собственной страны — ни в экономике, ни в политике, ни в социальной сфере, — что уж говорить о какой-то программе объединения Германии?! А как можно реформировать такую сложную страну, как наша, не расписав все по часам — что, когда и почему? Объективно мы находились в очень трудном экономическом положении: гонка вооружений заставила урезать социальные программы на 30-40%. Плюс неурожай в 72-м, пришлось закупать зерно за рубежом. И в это время США при помощи Кувейта, Саудовской Аравии и ОАЭ выбросили на рынок столько нефти, что ее стоимость упала ниже расходов на ее добычу в СССР. К 85-му году, когда Горбачев пришел к власти, нефть на рынке упала в цене до $5-6 за баррель…
А своя программа объединения Германии была бы нам очень полезна, и возможности для разумного решения у нас были. Миттеран был против механического слияния двух Германий, Тэтчер была решительно против любого объединения. Но если уж никак этого не избежать, говорила она, пусть будет длительный процесс, на десятилетия, из многих этапов, через конфедерацию. Но до момента ее образования ФРГ остается членом НАТО, а ГДР — членом Варшавского Договора. “Нельзя слишком давить на Горбачева: он нам нужен, чтобы переустраивать Советский Союз. Нельзя слишком расшатывать его внутриполитические позиции, чтобы он мог продолжать выполнять нужную нам работу”, — таков был один из ее аргументов. Как вел себя Горбачев? Когда в ходе их встречи в Киеве Миттеран предложил: полетим вместе в Восточный Берлин, поддержим Кренца (сменившего Хонеккера у руля СЕПГ), Горбачев отказался: “Летите сами”. А нам говорил: “Если Лондону и Парижу есть что сказать, пусть говорят сами, а не заставляют нас стирать их грязное белье”. Социал-демократы западногерманские имели свою программу объединения, очень интересную, но Горбачев наотрез отказывался встречаться с Брандтом. Принимал американских школьников, корреспондентов американских газет, кого угодно — но не Брандта. Он зациклился на Коле, и у него была одна забота: хоть как-то накормить народ. Поскольку к 88-му году в условиях внешнего давления и внутреннего разложения он довел страну до такого состояния, что она не могла себя прокормить.
в: Так почему он не добился хотя бы достойных “отступных”? О каких суммах могла идти речь?
о: 124 млрд марок в порядке “компенсации” — такая сумма называлась при канцлере Эрхарде. В начале 80-х — 100 млрд марок за то, чтобы мы отпустили ГДР из Варшавского договора и она получила бы нейтральный статус по типу Австрии. Я сказал Горбачеву: у нас все возможности, чтобы добиться для Германии статуса безъядерной территории и не допустить расширения НАТО на восток, по опросам 74% населения нас поддержит. Он: “Боюсь, поезд уже ушел”. На деле он им сказал: дайте нам 4,5 млрд марок накормить людей. И все. Даже не списал долги Советского Союза обеим Германиям — хотя одно наше имущество в ГДР стоило под триллион! Когда документы были подписаны, он попросил меня представлять их в Верховном Совете для ратификации — я отказался. И выступил в Комиссии по международным делам, назвал все своими именами — что это вариант Мюнхенского сговора, что через голову ГДР обо всем договорились, предали эту страну. Горбачев звонит: “Я от тебя этого не ожидал!” Он не страну спасал, а свое положение, у него даже идея была: он — номинальный президент страны, а Ельцин&Cо пусть делают, что хотят.
в: Многие готовы ему памятник при жизни поставить лишь за то, что он избавил страну от руководящей роли КПСС.
о: Когда эти “демократы” встретились в Беловежской Пуще, он, Верховный Главнокомандующий, должен был предотвратить государственный переворот — а для чего, скажите, человеку гражданское мужество, если не для того, чтобы в критические моменты вести себя достойно?
в: Большое видится на расстоянии, и поэтому мы с вами, Валентин Михайлович, говорим о днях ушедших. Как бы там ни было, Германия снова едина…
о: Но вопросы остаются. Берлин занял позицию более чем двусмысленную по факту агрессии Грузии в Южной Осетии и подготовки агрессии в отношении Абхазии. Он практически ее оправдывал, подлаживался к трактовке ЕС, игнорируя реальные факты. “Презумпция виновности” России в менталитете германской политики все еще дает о себе знать — во всем по-прежнему видится “рука Москвы”.
в: Это политика. А “просто жизнь”, вопреки политике? Вы же часто бываете в Германии.
о: Конечно, в 49-м ее разорвали по живому — 60% немцев с востока имели родственников на западе и 40% “весси” — родственников на востоке, разве это нормально? Поэтому я и посвятил всю сознательную жизнь тому, чтобы наши отношения были положительными и конструктивными. Хотя и мой личный счет отменить невозможно: моя семья потеряла в войну 27 человек. Моих бабку, тетку, двоюродных братьев и сестер фашисты гоняли по гатям под Ленинградом — в качестве живых разминирующих устройств, из десяти выжили двое. А в отцовской деревне из 150 домов уцелел всего один и вернулись два человека — моя тетя и солдат без ноги…
в: В октябре 2008-го вас пригласили в Берлин на мероприятие, посвященное 50-летию возвращения Советским Союзом “предметов культурного наследии ГДР, временно хранившихся в СССР”. Говорят, вы там так выступили, что публика в зале не знала, куда глаза девать. Что же вы им сказали?
о: Что если бы мы вывезли из Германии все вплоть до последнего ржавого гвоздя, и тогда не возместили бы тот урон, который нанес нашей стране фашизм. Имущество музейное, которое было уничтожено или разграблено, оценивается в 134 млрд золотых рублей образца 1914 года! В Новгороде фашисты срыли полтора метра культурного слоя земли, в Харькове уникальными книгами мостили грязные улицы… Часть зала восприняла эти слова неодобрительно, но Рихард фон Вайцзеккер, президент ФРГ в годы объединения, шепнул мне: “Все так… Пусть и слышать это очень горько”.
в: Валентин Михайлович, какие-то уроки из истории можно извлечь?
о: Всего один: мир спасет правда. Я Горбачеву постоянно внушал: вылечить все наши недуги можно одним только способом: сказать людям правду. Почему мы так плохо жили? Где была ошибка? Мы всюду трубили, что все пятилетние планы выполняются, а сами-то жили все хуже и хуже?! Это же ошибка была, что мы поддались, дали себя вовлечь в такую гонку вооружений, — так объясните, что и не могли мы жить лучше… А не потому, что мы дураки и работать не умеем!